Жизнь языка: Памяти М. В. Панова - Сборник статей

З.: Это могло быть.

Т.: Конечно.

П.: Ну, другие рассказы, более, может быть, достоверные. Ну, например, мы сегодня уже говорили про Лысенко, еще немножко о Лысенко. Трофим Денисович в ВАКе заседал и все время вмешивался не только в агрономию, но и в другие науки. ВАК обсуждал присуждение какой-то степени по филологии. Виктор Владимирович высказался, что диссертация недостойна, и вдруг Лысенко сказал: «Нет! это очень интересное исследование». Виктор Владимирович: «Ну, тогда, может быть, присудить ему звание доктора по агрономии?» (Смеются.)

Еще один рассказ – тут я сам был свидетелем. Было заседание Ученого совета в кабинете Виктора Владимировича. Там, значит, присутствовали все заведующие секторами, все доктора. Речь шла о многом, но, в частности, о том, чтобы создать группу по какому-то чисто внутреннему заданию Виктора Владимировича, ну, скажем, разобрать архив диалектологического сектора. Ну, повторялось слово группа – группа… из трех-четырех человек – вот им поручить. Вдруг Протченко… я сейчас Протченко измочалю… Протченко, заместитель директора, ласково глядя на Виктора Владимировича (вкрадчиво): «Виктор Владимирович, здесь надо сначала проконсультироваться с Ивановым».

З.: А Иванов был куратор…

П.: Да.

З.:…Института русского языка в ЦК партии.

П.: Не знаю ваше впечатление, но у меня сама морда его тупая… вызывала тошноту. Это такая (брезгливо) тупость. Внутреннее дело института, но он знает, что группа – это дело опасное, вот надо с Ивановым посоветоваться. Виктор Владимирович на высоте: «Иванов? А кто такой Иванов? Милиционер…», и тут он пришел в ярость и сказал (громогласно): «Мильтон!» (смеются) – выкрикнул.

З.: При этом я не присутствовала, к сожалению, да.

П.: Когда расходились, кто-то сказал: «Ну, Протченко… У Протченко такие испуганные были глазенки…».

З.: Да-да-да.

П.: «…но Протченко сейчас побежит доносить в ЦК» (Иванов – это из аппарата ЦК).

З.: Такой надсмотрщик за нашим институтом.

П.: И умный Бархударов сказал: «Нет, побоится, он знает, что доносчику – первый кнут». (Усмехаются с Т.) Вот.

П.: Значит, это я говорил о гражданской смелости Виктора Владимировича.

З.: Ну, еще смелость, я добавлю, была в том, что он все-таки брал людей, которые были репрессированы…

П.: Да.

З.:…или находились на оккупированной территории, вроде… Оссовецкого.

П.: Хотя бы Владимир Николаевич Сидоров.

З.: Владимира Николаевича Сидорова, Оссовецкого Иосифа Антоновича.

П.: Да.

З.: Также и Виктор Давыдовыч Левин тоже по какой-то, там, был статье.

П.: Какое-то время его держали взаперти, да.

З.: Да. Так что он не боялся… таких людей он приглашал…

П.: Да.

З.:…если считал их ценными совершенно.

П.: Теперь немножко хочется проехаться колесами по Протченко.

З.: Давайте. Протченко Иван Федорович, замдиректора института.

П.: Иван Федорович Протченко. Начну издалека. Он был аспирантом Мосгорпединститута – аспирантом Абрама Борисовича Шапиро, очень строгого руководителя. Ну, он уже работал в ЦК во время аспирантуры, и он, значит, был уже не в аспирантуре, а он был ответственный работник ЦК и секретарь какой-то организации внутри ЦК – какого-то отдела. Ну, и он должен был как аспирант нашей кафедры отчитываться. У него тема такая (сейчас вы будете смеяться над названием): «Именование в современном русском языке особей женского пола по профессии». (Смеются.)

З.: Точно совершенно, занимался он…

П.: Ну, это потом как-то изменили на более… чтобы от этих особей женского пола освободиться. Идея у него была такая, совершенно дикая, что современный русский язык при Советской власти очень усовершенствовался. В частности, все профессии раньше были мужского рода, а сейчас женщины стали равны мужчинам, и появилась масса наименований женщин по профессии – женскими именами: раньше было только директор, а сейчас директорша, раньше был контролер, а теперь контролерша, раньше был директор, а теперь директриса. И вот эту вздорную идею он притащил на сектор. Но перед тем, как он развернул эту идею, он первый делал доклад по диссертации. Он целый час докладывал о введении. Это только статистика о том, где у нас сколько женщин: вот докторов-женщин у нас столько-то процентов, кандидатов – столько-то, директоров заводов – столько-то, членов Верховного Совета – столько-то – ничего про язык. Ирина Сергеевна Ильинская в конце концов… я запомнил ее выступление, потому что это тоже была смелость – говорить с работником ЦК так: «Иван Федорович, я в недоумении. Это диссертация по языку? Но тут же ничего про язык не сказано». Но тем не менее он оставил это введение к диссертации, оно осталось.

И дальше его концепцию стали разбирать, и Ирина Сергеевна Ильинская опять-таки сказала: «А мне кажется, есть другая тенденция – и мужчин, и женщин называть словом мужского рода, которое в таком случае уже общего рода: „Это Мария Ивановна, директор нашего института“, а не „директорша“. Вы обратили внимание, Иван Федорович, что если секретарь райкома партии, районного комитета, главный большевик в районе, то его секретаршей никто не называет – „секретарша райкома“, а если у него есть секретарша – возится с бумагами, то ее, может, назовут и секретаршей, но тоже необязательно. Видите, стилистическая разница не в вашу пользу». Ну, в общем, отрицательный дали отзыв. Абрам Борисович тоже высказался без удовольствия о написанных главах. Но все-таки он [Протченко] такую работу сварганил. И потом, уже когда он был в вашем институте, Институте русского языка, он все-таки мне излагал эту теорию как теорию, которую он поддерживает, что раз называют, скажем, докторша наук, то это, значит, равенство мужчины и женщины.

З.: А можно я добавлю про Ивана Федоровича?

П.: Да, пожалуйста.

З.: Он был не так лингвист, как кадровик. И вот я была совершенно потрясена, мы с ним все-таки работали в одном институте, вдруг он ко мне подходит и говорит: «Елена Андреевна, а как поживает Всеволод Борисович?»

П.: Кто?

З.: Всеволод Борисович. А Всеволод Борисович был мой муж. А я никогда ему не говорила, что я замужем, что моего мужа зовут Всеволод Борисович. Я была совершенно сражена и думала: «Почему вдруг?» Значит, он про каждого человека вычитал все анкетные данные и таким образом устанавливал… дружеские отношения, контакт. Или вдруг про мою дочку, которая совсем была маленькая девочка: «А Людмила Всеволодовна как – хорошо учится?» – таким сладким голосом, понимаете?

П.: Да.

З.: То есть это вот…

Т.: Да. Тактика такая.

З.: Да, тактика и умение работать с кадрами.

П.: Да. У него был набор интонаций. Когда Виктор Владимирович ко мне относился хорошо, это лиса была, и…

З.: Да-да-да.

П.:…готов идти навстречу. А потом одно время у нас настала размолвка с Виноградовым (временная, к счастью), и тон у Протченко сразу изменился. Он дал для работы «Русский язык и советское общество» машинистку дополнительно. Я к нему подхожу – говорю: «Иван Федорович, дайте нам эту машинистку еще на неделю, погодите ее у нас отбирать», или «подождите у нас отбирать». – (Надменно, скрипучим голосом) «Милый мой…»

З.: Ага.

П.: «…Довольно я ждал. Хватит!» Совсем иной тон.

З.: Да-да-да.

П.: Ну, он, между прочим, и сейчас чем-то руководит.

З.: В Академии педнаук; он от нас давно ушел, у нас в институте он давно не работает.

П.: Он где?

З.: В Академии педнаук.

П.: А! А я знаю, потому что из вашего института кого-то уволили…

З.: Да.

П.:…и он устроил, так что сейчас он, может быть, даже… положительную роль играет как такая отдушина.

(Перерыв в записи.)

П.:…В метро встретился. Подсаживается ко мне – было свободное место, – говорит: «Узнаёте? (Скрипуче) Помните, как мы работали в Институте русского языка?» Тут, спасибо, метро подошло к станции, я сказал: «Мне выходить» (смеются с З.).

(Перерыв в записи.)

П.: Про него сострил Реформатский. В Академии… Отделение литературы и языка имеет свой небольшой штат, и там в какое-то время собралось несколько лиц с украинскими фамилиями. Я не помню, но, предположим, Ефименко, Алексеенко, Протченко. Реформатский пошутил: «Все эти из Отделения: Ефименко, Алексеенко, Протченко и Томуподобенко» (смеются с З.).

П.: Протченко – это протчий…

З.: Да-да-да.

П.:…и тому подобный. Ну, вот я, пожалуй, сказал все, что я хотел сказать о Викторе Владимировиче как о человеке. Об ученом говорить можно много, но это не только я могу сказать, а всякий. Но Виктор Владимирович был и очень упорный человек. Вот когда я говорил «Этюды о стиле Гоголя», он… это я уже о науке… он показал, как из самой литературы вырастают определенные передвижки, создание шедевров. Ну, и вот на эту же тему. Последняя его книга посвящена опять этой же теме. Он взял сюжет: девушка приняла своего любовника, а в это время кто-то пришел, она его положила под матрац в постель, и он задохнулся, и вот она мучается, как же быть, труп ее мучает[?]. И этот сюжет взяли опять-таки в низовой литературе очень многие писатели, и он исследовал в последней своей работе, как менялся с течением времени и в разные стилистические эпохи этот сюжет. И он как-то даже ко мне шутливо обратился: «Михаил Викторович, нет ли у вас какого-нибудь на примете произведения с таким сюжетом?» Ну, шутливо.